Сергей Есенин и Николай Клюев. Петроград, 1916 г.
Николай Алексеевич Клюев, русский поэт, родился в октябре 1884 года, в деревне Коштуги, Олонецкой губернии. Отец его был урядником, а мать сказительницей и плачеей (Вопленица, плакальщица, плакушка, плачевница. Женщина, оплакивающая по обычаю покойника с причитаниями). Мама научила его грамоте, затем церковно-приходская школа, в дальнейшем он много занимался самообразованием. После окончания двухклассного городского училища, учился в Петрозаводской фельдшерской школе. По болезни оставил ее. В 16 лет, надев вериги ушел на Соловки, затем подвизался в роли псалмопевца Давида в раскольничьем «корабле».
Первые стихи были опубликованы в 1904 («Не сбылися радужные грезы…», «Широко необъятное поле…»). За революционную пропаганду был арестован и посажен в тюрьму в 1908 году. Переписывался с А.А. Блоком, который помог ему издать в Москве поэтические сборники «Сосен перезвон» (1911, 2-е изд. 1913, с предисловием В.Я. Брюсова, где мэтр отметил «первенство» Клюева среди крестьянских самородков), «Братские песни» (1912), «Лесные были» (1913).
Принципиальным было для Николая Клюева сохранение «дедовской веры» — даже в контексте принимаемых поэтом революционных преобразований (сборники «Песнослов», кн. 1-2, «Медный кит», оба 1919; «Избяные песни», 1920; «Изба и поле», 1928; поэмы «Мать-Суббота», 1922; «Плач по Есенину», «Заозерье», обе 1927).
В 1932 из Ленинграда, где он жил с начала 1910-х годов, Николай Клюев переехал в Москву. В 1934 был арестован и выслан из Москвы сроком на пять лет в город Колпашево Нарымского края, Томской обл. «Я сослан за поэму «Погорельщина», ничего другого за мной нет», - писал он из ссылки. К середине 1934 Клюева переводят в Томск, где он продолжал много писать, несмотря на подавленное состояние духа и болезни. Мучительно переживая свой вынужденный отрыв от литературы, он писал: «Не жалко мне себя как общественной фигуры, но жаль своих песен-пчел, сладких, солнечных и золотых. Шибко жалят они мое сердце».
И здесь открывается след на Оби, ведущий в Гиперборею, о котором рассказывает краевед и историк, председатель Региональной общественной организации «Гиперборея – Сибирская Прародина» Н.С. Новгородов. Помогла ему в этом трагическая судьба Николая Клюева, с копией дела которого любезно разрешил ознакомиться директор музея социально-политической истории ТГОИАМ Борис Тренин.
В августовской книжке “Нового мира” за 1988 год Г.С.Клычковым и С.И Субботиным были опубликованы сохранившиеся письма Клюева, отправлявшиеся друзьям в 1934-1936гг.
В письме от 10 августа 1936 года Варваре Николаевне Горбачевой поэт с горечью сообщал: “ Я написал поэму и несколько стихов, но у меня их отобрали ( последнее слово зачеркнуто, написано “уже нет”): они в чужих жестоких руках”. И несколькими строчками ниже: “У меня были с трудом приобретенные кое-какие редкие книги и старинные иконы - мимо которых я, как художник, не могу пройти равнодушно, но и они с марта месяца в чужих руках” [ 64, С.195 ]. ( В первой половине марта 1936 года Н.А.Клюев, по словам очевидцев, арестовывался, но к лету 1936 года был возвращен по месту проживания в переулок Красного Пожарника. То ли потому, что в тюрьме его разбил паралич, у него отнялась вся левая сторона тела и даже закрылся левый глаз, и НКВД решило, что эта развалина не представляет опасности для власти, то ли потому, что разнарядка на суровые, но справедливые расстрелы еще не поступила на места).
Что это были за редкие книги, и какое отношение к Гиперборее они имели, можно узнать из другого клюевского письма, отправленного Н.Ф.Христофоровой-Садомовой, по-видимому, несколько ранее письма к Горбачевой: “Я сейчас читаю удивительную книгу. Она писана на распаренном бересте китайскими чернилами. Называется книга Перстень Иафета. Это ничто другое, как Русь 12-го века до монголов. Великая идея Святой Руси как отображение церкви небесной на земле. Ведь это то самое, что в чистейших своих снах предвидел Гоголь, и в особенности он - единственный из мирских людей. Любопытно, что в 12-м веке сорок учили говорить и держали в клетках в теремах, как нынешних попугаев, что теперешние черемисы вывезены из Гипербореев, т.е. из Исландии, царем Олафом Норвежским, зятем Владимира Мономаха. Им было жарко в Киевской земле, и они отпущены были в Колывань - теперешние Вятские края, а сначала содержались при Киевском дворе, как экзотика. И еще много прекрасного и неожиданного содержится в этом Перстне. А сколько таких чудесных свитков погибло по скитам и потайным часовням в безбрежной Сибирской тайге?!”[ 64, С.196 ].
Согласитесь, поразительную книгу держал в руках поэт! Вот только вряд ли в “Перстне Иафета” была прямо поименована Гиперборея, В Русской традиции этот термин не употреблялся. Скорее всего, та земля, откуда были привезены так называемые черемисы, называлась Леденцом, Ледяным или Ледовым островом, почему поэт и решил, что это Исландия и поименовал ее Гипербореей. Исландия же не могла фигурировать в этом тексте, потому что еще в 874 году была заселена норвежцами, в 1262-1264 гг была присоединена к Норвегии и никакие черемисы там не водились. Я полагаю, эта неувязка произошла вследствие чересчур вольного перевода с церковнославянского, на котором была написана книга “Перстни Иафета”.
Хорошо бы, конечно, познакомиться с этой берестовой книгой, но об этом не следует и мечтать, чекисты ее не отдадут. Центральный Государственный архив литературы и искусства в 1965 году уже обращался в УКГБ Томской области с просьбой передать в архив сохранившиеся клюевские материалы, но получил ответ, что ничего не сохранилось, несмотря на то, что при аресте у поэта “изымалось разных книг 9 штук и рукописи на 10-ти тетрадных листах”.
К тому же берестовая книга скорее всего была изъята еще в марте 1936 года при первом томском аресте поэта. А что у Клюева изымалось при мартовском аресте неизвестно, потому что в деле № 12301, начатом пятого августа и оконченном девятого октября 1937 года об этом ничего не сказано. А заводилось ли дело об аресте 1936 года и сохранилось ли оно мне неизвестно, может быть исследователи музея социально-политической истории смогут это установить.
В деле Клюева № 12301 поражает обилие подельников из среды служителей культа. Из них чекистами была состряпана церковная ветвь повстанческой организации, и Клюеву была приписана роль связующего звена между кадетами и священниками. Если отбросить свойственную моменту риторику и все искусственно пришитое, то остается лишь неподдельный интерес чекистов к священникам. И может быть даже не к ним самим, а к старинным книгам, хранившимся в Церквах и в личных библиотеках священников. Ведь несомненно еще в 1936 году чекисты догадались, что берестовую книгу Клюев мог получить только из рук священников и скорее всего старообрядческого толка. Что изымалось при арестах священников мы не знаем и вряд ли когда-нибудь узнаем.
Почему я уверен, что даже перестроившаяся Контора Глубокого Бурения, даже первая в стране создавшая мемориальную книгу памяти репрессированных, за что ей совершенно искренне честь и хвала, почему УФСБ по Томской области клюевскую берестовую книгу нипочем не отдаст? Потому что чекисты глубоко интересовались Гиперборейской проблемой, а чем чекисты интересуются, то очень сильно берегут и скрывают от общества под грифом секретности и прямо-таки государственной тайны.
6-го июня 1937 года он был арестован, обвинен в причастности к повстанческой кадетско-монархической организации и 23-25 октября 1937 года по решению тройки расстрелян. Реабилитирован в 1960 году.