ЧАША ВСЕБЫТИЯ
О поэтическом космосе Эмом-Али
Эмом-Али. Зелёная кровь. Сборник стихотворений (на таджикском и русском языках).
– Уфа. Вагант, 2011 г. – 216 с.
Как облако Вселенной, от земли,
Парим всё выше, набирая вес,
Чтоб ливнем вмиг низвергнуться с небес
И ранами оставить след в пыли.
Эмом-Али, «Формула»
Сострадающее созерцание – так бы я определил одну из главных тематических ветвей нашего современника, поэта Эмом-Али. В его стихах описывается бытие вещи, предмета в соотнесённости с человеческим сердцем. Многие его произведения написаны в жанре притчи, даже в лаконичной форме четверостишия:
Однажды у стекла спросил металл:
«Как избегаешь ржавчины, скажи?»
Стекло в ответ: «Душа моя чиста,
И ты тоской не замутняй души».
«Прозрачность»
Обезглавленные цветы – такой проступающий за строками символ поруганной красоты и природы находит поэт, чтобы выразить сострадание не только к срезанным бутонам, но и ко всему вокруг, что бездумно лишается жизни. Подлинность поэта подтверждается наличием у него исключительного чувства такта, нравственностью слуха и голоса. Тема перерождения, восстания из праха в ином обличии у Эмом-Али сродни «метаморфозам» Овидия и часто встречающемуся мотиву воскрешения у Омара Хайяма. Но – обогащённая иным видением, трагическим опытом нынешнего человечества.
Так по капле таю я,
Чтоб из тела выйти мог
Поднебесного ручья
Новорожденный глоток.
Стает плоть, но чужд мне страх
Стечь во тьму небытия.
В этих каплях-сыновьях
Жизнь продолжится моя.
«Горный снег»
Сострадание миру животных – не редкая тема в поэзии. Сострадание миру камней, «неживой» природе или «шагающим деревьям» – вера более тонкая, метафизическая. Эмом-Али сострадает даже дыму – как ставшему ненужным людям, отапливающим дом.
Подобная тема имеет немало перекличек с русской поэзией. Поэт Серебряного века Иннокентий Анненский писал о внутренней, не проявленной муке камней и предметов, размышляя о том, что они принимают на себя людские переживания:
* * *
Le silence est l’ame des choses.
Rollinat *
Ноша жизни светла и легка мне,
И тебя я смущаю невольно;
Не за бога в раздумье на камне,
Мне за камень, им найденный, больно.
Я жалею, что даром поблёкла
Позабытая в книге фиалка,
Мне тумана, покрывшего стёкла
И слезами разнятого, жалко.
И не горе безумной, а ива
Пробуждает на сердце унылость,
Потому что она, терпеливо
Это горе качая… сломилась.
* Безмолвие – душа вещей. Роллина (фр.).
Эмом-Али душой и плотью ощущает страдание срезанных цветов, своей красотой призванных украсить жилище или праздник, тогда дарящий букеты «цветущий мир обращает в склеп», не ощущая, что смерть цветов ранит поэта, и праздничная комната становится подобной погребальному склепу:
Но корзина эта, как гроб, плыла,
Где цветов-шахидов алел покров,
Что теперь лежат во главе стола,
В стынь воды из ран источая кровь.
Ликованье вокруг и разгульный пир,
О судьбе ль цветов думать в этот миг.
Улыбаются губы, но в сердце – крик.
Почему же так обустроен мир?
«Гроб цветов»
Диалогичность и приём вопрошания – а не дидактическое подведения итогов в конце – придают стихотворениям Эмом-Али черты драматического произведения. В этой микро-трагедии выявляются характеры сталкивающихся противоположностей. Голос поэта объединяет эти начала, оставляя каждое в своей правоте и устремляя созидательную мысль дальше.
Росинка, камень, чаша цветка, облака и даже сок, который пьют люди, облагорожены первопричиной – стихией воды – которая отмеряет ток времени. Поэт пишет о «невоспитанности» – невнимания и жестокости к вещи, растению, «горе-старухе», что всегда отзывается болью во всем мире и может вернуться бумерангом к тому, кто не замечает, что втоптал в грязь куклу, книжный лист, фотографию, хлеб, соломинку… Поэтому и пребывает в мире зло, всегда возвращаясь к содеявшему его, оттого что всё в мире пронизано единым духом Всевышнего. Зачем же люди стремятся отгородиться друг от друга в наш электронный век? «Мы потеряли мир, заботливо обособив свои мирки… – пишет в предисловии переводчик Светлана Чураева. – И сами потерялись, заблудились в поисках призрачного эльдорадо». Но мир для спасения души – рядом. Поэт знает к нему путь, оплаченный ценой собственного опыта, не знающим устали «вулканом сердца».
В стихотворении «Зелёная кровь», давшем название сборнику, Эмом-Али пишет о соках трав и колосьев, сравнивая их с кровью жертвоподношения. Безмолвные травы не молчат – они стонут, как люди:
Жатвы пришла пора,
Над лугами – и стон, и крик.
Под серпом забурлил родник
Крови и травных ран.
Жертвы жатвы под лезвий свист
Принимают конец судеб –
В аромате зелёной крови
Человеку дарован хлеб.
Подобную тему затрагивал русский поэт Сергей Есенин, сравнивая колосья ржи и пшеницы с лебедями, у которых перерезано горло, а снопы – с трупами – в стихотворении «Песнь о хлебе», которое относится к жанру плача:
А потом их бережно, без злости,
Головами стелют по земле
И цепами маленькие кости
Выбивают из худых телес.
Никому и в голову не встанет,
Что солома — это тоже плоть!..
Людоедке-мельнице — зубами
В рот суют те кости обмолоть.
Трагическое двуединство мира – вот о чём говорит, сострадая, поэт Эмом-Али. Познать душу вещи, непосредственным образом участвующей в судьбе человека – одна из целей его музыкальной лирики. Но он не просто констатирует выстраданную философскую формулу, преподнося некий путь к ней. Суть предмета, находящегося на службе у человека, пребывает в его сердце. Охотник и жертва тесно связаны между собой и в любое мгновение могут поменяться местами. В поэтическом афоризме «Стыд» поэт осмысляет и переживает заново с каждым новым читательским прочтением двуединую ипостась бытия, и принимая, и не мирясь с нею:
Задал я однажды пуле вопрос:
- Почему живёшь, убийством дыша?
- В этот мир меня ведь сам ты принёс,
Обо мне себя ты сам вопрошай.
Внутренний диалог лирического героя звучит в лирике Эмом-Али, питаемой светом чувств:
Умру и я без страха и без гнева,
Забвенья нет, когда любовь безмерна.
Из пепла тел любовь поднимет древо
Чьим именем навеки станет – верность.
«Вечная любовь»
Подобные идеи продолжения бытия за гранью смерти можно найти у поэта-символиста Александра Блока:
Но верю – не пройдет бесследно
Всё, что так страстно я любил,
Весь трепет этой жизни бедной,
Весь этот непонятный пыл!
Вечные темы мировой лирики современный поэт усложняет и обогащает новыми красками. Музыкальная стихия – одна из излюбленных его муз. Стихотворение в форме газели «Мир чувств» отнюдь не случайно «Посвящается великим создателям музыки»:
Мир на осенний листопад без звуков обречён,
Но, музыкой твоей объят, расцвёл немедля он.
……………………………………………………
Признаний ноты без преград из сердца мчат долой,
Их языка чеканный бой легко поймёт любой.
«В таджикской поэзии – от фольклора до профессиональных произведений – смысл создаётся посредством языка вестей», – отмечает в послесловии к книге народный поэт Таджикистана Мумин Каноат. Поэт улавливает звуки природы и космоса, которые являются основой гармоничного произведения, при всём драматизме темы. Музыка вечности и мига сплетается в единый орнамент, который пульсирует на бумаге. От этого столь много у Эмом-Али стихотворений, посвящённых музыке, звуку. Вернее будет говорить, что он возвращается к этой теме, словно питающей древо его поэзии. В обломках «Ручки-шахидки» среди капель крови-чернил поэт различает нерождённую весть о живых буквах, не явленных миру, гласящую о том, что следует бережно относиться к миру идей и мелоса:
Предо мной не клякса – кладбище детей,
Кто в греховный мир так и не рождён.
Впору задуматься вместе с поэтом о гибнущих словах, которые, как деревья и цветы, не в силах постоять за себя. Всякая буква алфавита сострадает людям, не меньшей жалости достойна она сама. «Отказ от привычки», который приходит внезапно, призывает не зачеркивать букву карандашом «в недобрый миг», ибо лик её прекрасен. Но человек, как и природа, всегда стоит перед выбором, – хотя этого закона не в силах принять сердце. «Человечности лестница нам в испытанье дана», – подчёркивает поэт, разворачивая метафору лестницы: от перил детской кроватки до погребальных носилок. И в этой вечной непримирённости со смертью слышится некая особая нота, существующая в бездне ещё до конкретного выражения в языке поэтических знаков.
«Река-оркестр» – называет поэт поток земной и символический, её симфония не выразима в полной мере, но она питает слова живой влагой, отмечая стихи водяным знаком, который, по Владимиру Набокову, проступает на свет искусства.
Я не знаком с таджикским языком, но мне кажется, что переводчику Светлане Чураевой удалось передать и букву, и дух, и звучание, и орнамент поэзии Эмом-Али, сплести заново узор волшебного ковра, который объясняет и преображает действительность, унося в потусторонние миры, облагороженные поступками и сотраданием.
Жизненность философии Эмом-Али подтверждается его строфами, где мысль и чувство едины. Это философия любви, томления по идеалу. В «Рванине любви» поэт ищет объяснение тому, что олицетворяет его суть, неделимую и непреходящую. Отслаивая живую плоть от искусственного образа, он постигает магическую формулу надмирной любви, выраженную языком созвездий:
Чтоб стереть своей любви слова,
Ластиком бумагу тёр и тёр –
Стёр до дыр, не разорвав едва,
Но буквы живы до сих пор.
И они ещё плотней слились –
Верности бессмертный идеал.
Я смотрю, как в зеркало, на лист –
Также зря я сердце изодрал.
В мире нет ничего случайного – так, в поэте, проницаемом звуками, извне просыпается композитор, «Садовник-дирижёр», чувствующий биения многих и многих сердец и взращивающий вечно юный вертоград «танцующих деревьев»:
Лаская каждый звук – новорождённый плод,
Садовник-дирижёр их души сплёл в хорал.
К струе душистых нот я всей душой припал,
В свой кровоход впитал – и вот я новым стал.
«Оркестр»
Страстная эмоция – изначальный перводвигатель Эмом-Али, его поэтический образ зажигается от красоты и жестокости жизни. Петербургские мосты приветствуют и провожают поэта в городе на Неве, чувствующего всю хрупкость его красоты, хранимую крыльями реки:
С груди Невы безудержный порыв
Мосты разводит еженощно ввысь –
Как пары рук, что к небу поднялись,
Объятия бездонные раскрыв.
Слежу я а движеньем этих рук,
И кажется, что молится река,
Чтоб уберёг Всевышний на века
Планеты перстень – город Петербург.
«Молитва Невы»
Если бы возможен был спектральный анализ тех глубин вселенной, где зарождаются стихотворения Эмом Али – то мы обрели бы новую, незамеченную астрономами галактику. Его стихи – взгляд из космоса, бережного созерцания и гармонизации созвучиями и изначальной сутью нашего бытия. Поэтому его поэзия всемирна, она не замыкается в рамках одной школы и традиции, но, как небесная река, вбирает и таянье горных родников, и струи космических истоков, и тёмную ледяную влагу земных колодцев. Неслучайно одно из стихотворений мастера так и озаглавлено – «Полёт реки»:
Ты, брызгами взлетая над скалой,
Раскрыла капель белое крыло.
Ты хочешь орошать небесный склон,
Чтоб небо горным лугом расцвело?
– Скорее ввысь гоню я пара струи,
Чтоб облаками в поднебесье шли.
И снова – вниз! И каплями целую
Родные щёки матери-земли.
Органичное соединение европейской и восточной традиции в поэзии Эмом-Али создаёт неповторимый орнамент ковра, питая души и вновь обращая к материнскому лону Природы. Оттуда приходят творческие соки, её дыхание благоволит трудному и благородному подвижничеству нашего современника. Невозможно полностью раскрыть поэтический космос Эмом-Али, это может сделать только сам поэт. И тем не менее, читатель и критик вновь и вновь возвращается к его многомерным образам, чтобы почувствовать и свою причастность к пульсации Вселенной, её кристаллическим токам, передающим импульс глаголам познания.
Одно из стихотворений книги на таджикском языке созвучно русскому слову «Дар» – это подарок, дарованный свыше. В переводе оно означает «Дверь». Это символичная игра слов в сконцентрированном, символически-метафоричном образном строе поэзии Эмом-Али. Поэт приотворяет нам глубины сознания, которые невозможно различить без доброго сердца, всегда спешащего на помощь не рождённым еще новым словам и стихотворениям в очеловеченной им бездне. Узреть за обезличенными лицами и личинами лики – вот задача художника, требующая самопожертвования и любви.
Ты вращаешь и вращаешь небеса,
Создаёшь миры движеньем колеса.
Доброте Твоей, я знаю, нет конца,
Коль творишь и отрицающих Творца.
«Бесконечность»
Алексей Филимонов – поэт, литературовед, переводчик.
Член Союза писателей России и Французского Набоковского общества, создатель литературно-философского направления «Вневизм» и основатель всероссийской премии имени И.Ф.Анненского.
Санкт-Петербург