ИЗГНАННИК И ПРОРОК А. ФИЛИМОНОВА

Зарисовка А. Филимонова «Христос в Петербурге» вдруг напомнила другой его рассказ, название которого поначалу было прочитано мной как «Конькобежец», на самом же деле звучит оно – «Конькобеженец». То есть по видимому некто убежавший откуда-то на коньках (?), что, согласитесь, в корне меняет привычный для нас смысл слова «конькобежец», как спортсмена, участвующего в соревнованиях по конькобежному спорту.

Пятилетний мальчик, пришедший на стадион в подмосковном городе со своим дедом, вдруг увидел среди стартовавших спортсменов кого-то ещё, как будто не относящегося ни к спортивным событиям, ни к этому Миру вообще. «И вдруг… еще один спортсмен – мчащийся вниз с высоты слепящего неба… Локти за его спиной снова складываются в острые, чуть подрагивающие крылья, подобные плавникам или флагам». Мальчик, видимо, признав духовное родство с небесным существом, почувствовал, как и у него за спиной вырастают крылья, а на ногах воздушные лезвия. Конькобеженец завершив свой триумфальный полукруг, исчез, вернувшись в свою небесную обитель, а на Земле остались мальчик и дед, сжимавший его руку во влажной варежке.

Прошло без малого сорок пять лет, мальчик, оседлав своенравного Пегаса, служившего одной, единственной, неповторимой и непревзойдённой во все Времена Музе, обрёл настоящие крылья, и стал Поэтом. И снова встреча с «конькобеженцем» на этот раз в зимнем Петербурге. Картинка из далёкого детства, нет только деда, да влажная варежка давно уж стала мала. И снова, как и сорок пять лет назад, Он - всегда один, как и тот, «скользивший по небесной глади на прозрачных лезвиях коньков». Сравните: «Но он одинок – в темном, слегка поблескивающим тяжелым отраженным светом, как чешуя, трико конькобежца…» (А. Филимонов. «Конькобеженец»).

«— Так… Ты цирк решил устроить? Раздевайся… Много побоев на тебе. Ты обвиняешься в пособничестве при краже восьми миллионов рублей. Прямых улик нет никаких, но мало ли. С кем ты был?

— Всегда один. Верующий в Отца небесного» (А. Филимонов. «Христос в Петербурге»).

И теперь уже не мальчик, но Поэт «пытался разглядеть в снегопаде силуэт идущего впереди, но тот ускользал от зрения, словно это был не человек, а только обозначенное им пространство…» Но Он «становился всё бесплотнее, и всё больше снежинок залетали внутрь его полого силуэта, отдаляющегося ввысь от метелицы под ногами». И как не вспомнить здесь стихотворение В. Набокова «Формула», написанное изгнанником в Берлине.

Сутулится на стуле
беспалое пальто.
Потемки обманули,
почудилось не то.

Сквозняк прошел недавно,
и душу унесло
в раскрывшееся плавно
стеклянное число.

Сквозь отсветы пропущен
сосудов цифровых,
раздут или расплющен
в алембиках кривых,

мой дух преображался:
на тысячу колец,
вращаясь, размножался
и замер наконец

в хрустальнейшем застое,
в отличнейшем Ничто,
а в комнате пустое
сутулится пальто.

И Набоков встречал Вечного странника в образе беспалого пальто, отличнейшего Ничто, как и Алексей, увидевший полый силуэт посреди суетной жизни, суматохи, сбывшихся и несбывшихся мечтаний, прозрений, надежд и духовных поисков. Может быть все изгнанники встречают на своём пути кого-то, предстающего перед ними в образе почти бестелесного, неуловимого обычным человечески зрением Ничто или полого силуэта, мелькнувшего где-то там впереди… Или это дано только Поэтам, тонко чувствующим невидимый, потусторонний или по выражению А. Филимонова мир вне.

В стихотворении В. Набокова «Тень» подобный призрачный образ Христа возникает от тени, отбрасываемой акробатом с шестом на канате, выступающем на фоне старинного собора. Канатоходец, Конькобеженец и Христос в Петербурге…

Почему именно жители Петербурга вдруг увидели такой странный и необычный сон, откуда к автору пришла такая идея, идея посещения Пророком города на Неве.

И почему раньше на месте вестибюля метро площади Восстания, как раз на пересечении Невского проспекта и Лиговского канала в 1765 году императрица Елисавета Петровна распорядилась построить церковь. В то время здесь проходила граница того, первого Петербурга. Церковь была названа Знаменской по пристроенному приделу, а главный придел был освящён во имя входа Господня в Иерусалим. Впоследствии церковь разобрали, а нынешняя станция метро Восстания лишь блёклая копия, стоявшего на этом месте до неё каменного храма. Может быть, мы не всё знаем о древних временах Северной Сфинкс? И, может быть, благодаря Поэтам и их провидческому Дару, нам подаются знаки свыше, чтобы мы всё чаще останавливались посреди тихо падающего снега, посреди ненастья и солнечного дня, посреди невзгод, и наоборот успешных свершений, и смотрели… смотрели бы туда, на чьи приделы указует нам вознёсшийся, как в сказке, шестисоттонный гранитный столп на Дворцовой площади!

Теперь ты воплощён, И сумрак скал вечерний Стекает на балкон, Грозя дворовой черни.*

* Из стихотворения А. Филимонова «Теперь ты»

Светлана Большакова