Рассматривая новое направление вневизм в амальгамах поэтической Вселенной, где приставка «вне» символизирует не только отрешённость и взгляд на материю и её идею извне, но участие в акте созидания и пересотворения, мы обращаем взор на столетие назад, на так называемый «кризис символизма», о котором свидетельствовали Блок и Вячеслав Иванов. «Золотой меч» символа создающего и карающего по-прежнему остается на небесах, но возможно, он более четко определяет границы «между вечностью и веществом» (В.Набоков). И в этом понимании Литературы как некоего кубика Рубика, стремящейся отразить на своих многомерных гранях не только мир вне, но и хрупкий и неделимый атом Слова внутри – суть нового литературно-философского направления, представленного на семинарах Экспериментальной литературы и Секции критики в Доме писателя, в Национальной библиотеке Дома Державина. Теория и практика в нём неразделимы.
СТИХИ ВНЕ
Символизм восстанет, но иным,
через сто туманных лет и диких,
жертвенного суесловья дым
и забвенья синие гвоздики.
Воскресаем крест и пустота,
искры бездны и река полога.
Истина безверия проста
от сует до Млечного порога.
Отражаясь, как мосты в снегу,
неразводны до весны воздетой,
символы сгорают на бегу -
пух мечты среди снежинок лета.
ИЗНАНЬЕ
Изгнание как вещь -
предмет почти ненужный,
то ярок, то зловещ,
то россыпью жемчужной,
которой не собрать,
она как слёзы мая,
и равнодушна тать,
вовне по ней шагая.
Изнанникам холста,
сквозимого в гордыне,
отверста высота
всеместной благостыни.
ВЕЩИ, ИХ СНЫ
Предметы стремятся на волю,
как звери из клетки - тайком...
Подскажут тебе, что ты болен,
и щель обожжёт сквозняком
той бездны, откуда крылатый
и вещи диктует и сны,
где тёмной материи хаты
зовут их из бедной страны,
там вещи готовятся к миру,
взыскующему новизны,
и сказки проржавленной лиры
доносятся до глубины.
ТЫ ЗНАЕШЬ
Знаешь, ходят паруса
в синеве быстротекущей.
Я средь них на полчаса
облекаюсь в сон зовущий.
Свитки света и мечты
в янтаре над облаками.
Их подлунные черты
называют мотыльками.
Просто глубина холстов,
переливы без названья,
недописанных стихов
крылья полуоправданья.
ВНЕЧЕЛОВЕК
В тоске безбрежья по удаче
не человеческой, простой,
сомнения переиначив,
воскреснет роза высотой.
И в зыбких символах созвучий
посеребренная рука
дарует из стозвонной тучи
ей голубого мотылька.
Не разрешившимся смятеньем,
но красотой, что вне души,
позволь обрадоваться тени,
и путь в бездонность заверши.
Где все века в едином вздохе,
пульсация внебытия
в тоске и памяти о Боге,
и мотылек парит, звеня.
ВНЕВА
Кораблик из окна
седого Эрмитажа,
где вневская волна
под синькою миража.
И бремя этажей,
тревожащих подвалы,
и таянье стрижей
в протоке небывалой.
И полотно извне,
невидимое всуе,
где вневодом во сне,
круг на воде рисуя,
проявятся на миг,
короткий, как эпоха,
и зазеркальность книг,
и ломкий шорох вздоха.
ОДНИМ ЛУЧОМ
Набоков рассеянный пушкинский луч,
извне отмыкающий непостоянство,
где каждой пылинки зловещая ртуть
прекрасна и трепетна в тире пространства.
Прицельное Око сквозит в полусне,
лучами тревожа, мерцая, блистая,
крестам Исаакия Слово извне
даруя на паперти синего края.
В ладони времён исчезают дары,
слепящи минуты, как искры смятенья
в фонтане, где плавится эхо игры,
и луч окликает: – Не вечность - но тень я.
ДЕТАЛИ
Пойми - штрихами невозможного
мы воплощаем вне и здесь
и синеву, и город прожитый,
и бабочку, в которой - весь.
И голос, бьющийся о стёкла
эфира, что сквозящ и груб,
и даль, где будущность намокла,
и слово у парящих губ.
Косые линии и знобкие
на аромате, на холсте,
зарубки лет из нави сотканы
в предрастворимой нищете.
Сквозные сумерки бессмертья,
их перевесившая даль
в горниле горнего столетья,
в гортани горлицы - хрусталь.
ХРАМ ВНЕВИЗМА
Храм вневизма повсюду,
где ступила нога
синевейного чуда,
где творила рука,
осенённая свыше,
близ кипения Невы
на лазоревых крышах
новизну синевы.
Звенигородская, 22
30 сентября 2010