Владимир Стоянов (Болгария)

ПУТЬ ЧЕЛОВЕКА МЕЖДУ МАТРИЦЕЙ И НЕПОДВЛАСТНОЙ ЧУВСТВИТЕЛЬНОЙ ДУШОЙ

1. «АИНГМ» – ФУТУРИСТИЧЕСКАЯ ПРИТЧА ОБ АТЛАНТИДЕ

Обреченная Атлантида есть и остается одной из мировых духовных загадок - исключительная цивилизация, построенная на синтезе интуиции с разумом. Ее житейский кильватер превратился в легенду о необозримых и таинственных силах человека и человечества. И абсолютно закономерно, что во время начавшегося технократизма, связанного с мировым глобализмом, с крестоносным походом нигилизма, с обесцениванием ценностей и их заменой суррогатами, появляется необходимость в коррективе. Корректив, оживляющий и материализирующий легенду, превращая ее из утопии в реальность. Корректив, чье имя мы не знаем, но чья суть нам знакома. Мы оказываемся в эпохе Святого духа или Третьего Завета, которая представлена достойным образом в произведениях русской философской мысли конца 19-го и начала 20-го веков. Человеку – обывателю, опростившему божественную форму экзистенции, превратившему ее в грубую бездуховную матрицу, противопоставлен человек-мысль и его интуиция – духовная чувствительная личность. Пора появиться Неоатлантиде, похороненной на дне Средиземного моря, и воскреснуть снова – в романе русского писателя-фантаста Дмитрия Плесецкого.  Грубая реальность открывает очищающую и перерождающую силу спасения путем созидания этой четырехмерной обетованной земли, этого острова блаженных, где нет смерти, где мысль и фантазия на крыльях мечтания и познания готовят своих настоящих и будущих рыцарей света. И эти избранники должны перенести ряд инициаций и пройти разные ступени реинкарнации, чтобы заслужить звание, дающее ответственность и признание – «мастер света».  Жизнь – смерть – перерождение – матрица – дух – свобода – утопия – антиутопия: вот тематическая сеть и ключевой регистр понимания произведения. Но «Аингм» не просто футуристическая притча об Атлантиде, а повествование о сохранении жизни, о вырождении и перерождении человеческой цивилизации, о равновесии света и тьмы, о посредственности и гениальности, о человечности и хищничестве. Это нравственно-этический роман о нашем праве быть детьми бесконечности, космополитами. Книга возводит свою содержательную и  знаковую сущность между утопией и антиутопией. Это роман о родословии, о продолжении посвящения в любовь, о позитивном творческом начале жизни. Повествование – самоидентификация, где герои вовлекают читателя в дилемму: кому принадлежит будущее – матрице и клетке нигилизма или уникальному чувствительному мыслящему человеку, который в малых истинах и повсеместной красоте видит и обобщает великую философию существования. Это роман о прощении и смирении, но не о всепрощении и подчинении злу. Трагическая судьба русского императора Николая Второго переосмыслена автором как судьба святого, созвучная с молитвой:  «Боже, помоги мне вникнуть в твой промысел – изменить то, что в моих силах, принять с достоинством и смирением то, на которое не могу повлиять. Аминь!» Это позиция Спасителя, Агнца Божьего, философа, чувствительного и вместе с тем уникального человека. Так свободен не освобожденный от нравственности и чувствительности обывательский матричный индивид. Свободна идущая по углям невзгод босыми ногами личность, та, чья душа постоянно мятется в лихорадке между непримирением и прощением, выраженная в тексте Евангелия словами Спасителя: «Оставь их, Боже, они не ведают что делают!» Быть независимым и вольным, означает верить в добро, в позитивное, даже в невозможное. Отсутствие  веры (и в Дьявола, и в Бога) определена Дм. Плесецким как хроническая форма нигилизма, которой болеют практически все советские люди... (С. 226).
     Оформление романа – черная обложка с золотой надписью посередине, представлено и растолковано повествователем на 135-ой странице. И, по сути, „Аингм“ можно переосмыслить как аллюзию на «Сосуд для избранных». Рассказчик недвусмысленно нас готовит к тому, что эту книгу нужно прочитать как духовное посвящение. Она – Евангелие о спасении человеческой цивилизации, которая передается от поколения в поколение достойнейшими (как в случае с сэром Генри – его племяннику  Рони Львиное Сердце). Книга перелистывается не руками, а интуицией и отдачей и читается глазами сердца. Черный цвет символизирует царствующий убийственный хаос и беспросветность. Золотая надпись – эта солнечная лучистая энергия, несущая жизнь и свободу, и освещающая хаос изнутри.
   Вербальная рамка книги «Космос!» – «любознательное человеческое сознание» – ясно накладывает идею, что любознательное человеческое сознание – это тот совершенный порядок, который превращает нас в Повелителей Естества. В самом начале повествования определяется и роль человека в этом мире – он посредник меж звездами и землей, толкователь вселенских тайн: «когда-нибудь на берег моря выйдет Человек и, глядя в его лазурную гладь, услышит волшебный шепот Вселенной» (С. 9-10). Использование будущего времени говорит о том, что еще не появился тот совершенный человек, кто сможет показать жителям земли их новый космический дом. Но эта цитата категорически вырисовывает  антропоцентризм повествования. Человек божество и дьявол в этом мире, вестник и палач  – совершенный в своем несовершенстве. Он должен пережить свою детскую наивность, свои детские болезни, свою горделивость, технократизм, чтоб превратиться в мудрого хозяина Вселенной.  Какие ступени посвящения необходимо преодолеть, чтоб превратится в «мастера света»? Какие будут этапы реинкарнации (метаморфозы человеческого духа между матрицей и чувствительной душой), аналогичные ступеням спасения земной цивилизации? Этим вопросам Дмитрий  Плесецкий подчиняет повествование, отражая и анализируя явления и события прошлого и настоящего. Он показывает нам будущий мир (Куандерон) не только как реальность (таким, каким он есть) или как утопию («город солнца», таким, каким он должен быть), а как детерминированный синтез прошлого, настоящего и будущего, подчиненный гуманизму. Пространство и время организованы циклически, что говорит о философской углубленности и аналитичности повествователя, о сознании им своей писательской миссии. Его желание уловить механизм экзистенции и переосмыслить ее суть в ее неповторимой повторяемости – это позиция, достойная уважения и восхищения. Линейная перспектива бытия (безошибочно связана Дм. Плесецким с революцией и технократизмом) ведет к неминуемой и окончательной смерти мира и человеческой цивилизации.

2. МЕТАМОРФОЗЬІ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ДУХА МЕЖДУ МАТРИЦОЙ И ЧУВСТВИТЕЛЬНОЙ  ДУШОЙ:

Молодой Роно, племянник сэра Генри, окончив Гарвардский университет, должен унаследовать владения своего дяди. Но ради этой цели необходимо пройти ряд физических и духовных испытаний, чтоб стать достойным и признанным преемником. Дмитрий Плесецкий обращает внимание на факт, что книжное знание, диплом – лишь подготовительный класс в школу жизни. Первая ступень посвящения призывает осмыслить испытания как духовный подъем: «...испытания избранных – не тропа, покрытая цветами, кому-то из них придется нести терновый венок» (С. 104).
   И если пустая трата времени как-то заполняет большую часть жизни людей на земле, то мудрые слова сэра Генри к его племяннику открывают вторую ступень посвящения в вечную жизнь, где земное бытие – не бесцельная трата, а польза для существования: «Земля, мой мальчик, не место для праздных прогулок, у нее совершенно иное предназначение» (С. 104). Сила избранника и его гармоничное соотношение с миром еще категоричнее, когда он научится принимать свою судьбу и нести с достоинством свой крест. И это третья ступень совершенства: «Истинный мастер тот, кто примет любое решение Господа и не будет его обсуждать, он просто выполнит предначертанное свыше, без каких-либо колебаний, как это сделал император России Николай Второй» (С. 104).
Автор романа «Аингм», создатель духовно возвышенной человеческой цивилизации, защищает идею об индивидуальной уникальности, являющейся частью духовного развития и многообразия человека, его будущего. Унификация уничтожает неповторимое и сводит личность к механически самовоспроизводящейся серой матрице, без цели, без воли, переисполненной ненавистью, логову черных сил естества. И чтобы избежать духовной смерти и полного краха, человек «должен постичь свою значимость: осознай, кто ты, и выйди на этот уровень здесь, в реальной жизни на Земле – этим поможешь всем нам» (С. 158). Уникальная самоидентификация, подчеркивает автор, это путь к построению настоящей творческой общности, в которой отдельная индивидуальность отличается по цвету и  нюансам, но обогащает своим присутствием остальных и не является их потенциальным врагом и угрозой. Человеческая общность -  палитра созидательных возможностей и равнопоставленного диалога, а не массовая диктатура посредственности по отношению к иному и отличному. Поэтому эволюция это естественное развитие и обогащение человеческой расы, Зеленая книга цивилизации, путь к достижению Аингма – Неоатлантиды, путешествие сознания, способствующее скорейшему передвижению и подчинению пространства и времени. Тогда как революция – проявление темной стороны человечества, акт вандализма, трагедия, которая толкает мир и землю к полной катастрофе и рабству: «диктатура пролетариата, как жуткий инструмент их идеологии, завершила пагубное дело реформаторов, сохранив власть индегро на долгие десятилетия» (С. 104). Дмитрий Плесецкий вводит в роман образ индегро – «последователи Интеко были злыми гениями  подмены священных понятий» (С. 84). Категорически и недвусмысленно накладывается представление об их архетипическом образе в Библии – в силах  Гога и Магога. Они герои нового времени, потому что несут с собой и потребляют мощную неземную техническую силу, основанную на разуме и на знаниях материи. Они убийцы безбрежной, свободной и неповторимой русской душевности. Они проводники нигилизма и безверия, которые зомбируют и уничтожают человечество и нравственно-этический кодекс человека. Индегро – носители рабства, создатели «клетки нигилизма», в которой набитые миллионы русских душ, как редкие птицы: «но попав однажды в эту клетку, они навсегда теряют свою свободу. За ее пределы нет привычного выхода» (С. 101). Как настоящий патриот и гуманист, Плесецкий помещает персть в рану и переосмысливает недавнюю историю своей страны в контексте общего развития. Он снимает с пьедестала воспеваемую ВОСР, доказывая, что она является первым инкубатором индегро на земле, чей архетипический образ связан с мифологическим ящиком Пандоры. Революция давит, обескровливает и порабощает великую и неподвластную русскую душу, переосмысляемую как последняя большая крепость человеческой уникальности в мире: «необходимо было снизить уровень духовного развития русского человека и взять под контроль, как ни нелепо это звучит, его творческие амплитуды» (С. 101). Вождь Ленин представлен в повествовании как «энергичный лысоватый и с виду  неказистый человек», он «один из сильнейших идеологов Индегроматикус и, как оказалось позже, стал не менее талантливым практиком, реализовав с блеском свою миссию» (С. 102), произносит в городе на Неве ключевые слова «Революция! Революция, товарищи!». Десакрализировано и даже демонизировано представление о вожде – он не только некрасив, но он и миссионер чуждых черных сил. Лидер, который не только не возвышает духовно простых людей, а смотрит на них как на рабов, которые, исполненные его ненавистью и злобой, осуществляют государственный переворот: «Индегро убили Николая Второго как символ Божьей власти на Земле» (С. 103). Хотя индегро победители, герои дня, они обречены на гибель. Поэтому автор романа вербально определяет их как «обреченные победители (так называет он вторую часть первой главы своего повествования) и посвящает в четвертую ступень духовного совершенства и вечной жизни – отказ от революции и принятие эволюции как единственно правильного и природосообразного пути развития.
Один из интереснейших и полнокровных образов в романе – это герой Матвей Петрович Заречный. Хотя старик и покинут женой, болен, выброшен на улицу и одинок, он добрый и всегда улыбается. Как пташка божья, он не имея ничего, живет на земле, но не жалуется и непрерывно ищет красоту в окружающем мире. Он своеобразная находчивая художественная реализация евангельского представления о блаженных  – блаженны низшие, чувствительные, честные, сопричастные, добрые, бессребреники, милосердные... которые по существу соль земли. Этот старик сохранил свою душу и это его тихий житейский подвиг. Поведенческая и экзистенциальная модель персонажа полностью созвучна с Евангельским текстом: «Зачем тебе все богатства земли, когда искажаешь, используешь в корыстных целях и портишь душу свою?» ( Мтф, 16:26; Марк, 8:36). Так сущностью эмблематического героя социального дна, униженных и оскорбленных, повествователь посвящает нас в следующую, пятую ступень развития и вечной жизни – отказ от материального за счет духовного. Правдивые и категорические слова, созвучные со словами, обращенными сэром Генри к Роно: «Бесценность жизни, мой мальчик, заключается не в материальных телах, его уникальность душе» (С. 127).
Сэр Генри является альтернативой архетипичного представления о власть имущем на земле, который любой ценой охраняет свою власть. Известна поговорка: «Власть не сдается, она берется!» В нашем случае, однако, высокопоставленный дядя имеет сознание долга перед жизнью. Он должен передать то, чему он научился, чтобы жизнь продолжалась и после него. Сила, которая его толкает осуществить эту цель и часто вызывает слезы или радость в его глазах, это любовь к племяннику Рони. Он готов отдать ему без остатка свою жизненную энергию, чтобы спасти и вылечить. Подобным образом, руководимый любовью к ближнему, Матвей Заречный молится Богу, услышав крик роженицы Ольги. И маленький Александр рождается живым и здоровым, окрыленным любовью незнакомого старика. Во имя любви братья Аригон и Анигма стремятся к совершенству, чтобы помочь своей пропавшей семье, спасти ее от сил зла и вернуть на планетную систему Аингм – высшую позитивную цивилизацию. Не случайно единственно голос и образ матери Маимы может преодолеть пространство и время и вернуться к своим детям, чтоб предупредить их о подстерегающих опасностях. В этом случае Дм. Плесецкий опирается на архетипическое представление о созидательнице жизни, которая орлицей бдит над своими чадами. Прослеживая все уровни повествования, автор убеждает нас, что без любви невозможны ни жизнь, ни высокие помысли, ни сама жертва.
Почему тогда любовь убегает из человеческих сердец? Почему индегро и его миссионеры-идеологи успевают уничтожить эту божественную силу, заменяя ее злобой и ненавистью? Не выдумывая новых и не подыскивая готовых формул, ссылаясь на анализ истории, автор выводит еще одну – седьмую степень посвящения в вечную жизнь – веру. Благодаря ей любовь можно сохранить: «Вопросы веры и любви являются основополагающими в эволюционном развитии любой разумной жизни во Вселенной. Остальными „успехами“ можно пренебречь как бесконечно малым...» (С. 82). Страшным повествователь считает безверие, которое в большой степени обязано заменой веры в Бога верой в себя. Этот демонический акт горделивости переосмыслен Православием как смертельный грех, он представлен в романе как следствие  технократического развития… Наука, космические сверхтехнологии, освоение новых планет, создание искусственного интеллекта - плоды технократической цивилизации. Они ведут к смерти, к замене духовного материальным: «Этот индустриальный порыв на Земле - явление для Вселенной временное, всего лишь маленькая незаметная вспышка, мгновение. А достижение божественной сути человеческой души – путь, по которому люди будут идти вечно – это и есть дорога к бессмертию» (С. 62). Бог –  нравственный корректив этой жизни, поэтому и человек при сотворении представлен как образ и подобие Божье. Технократическое грубоматериальное мышление искажает картину мира, и Бог (Естество), свергнутый своим дитем, насмешливо превращен революцией в образ и подобие человека. Уничтожаются нравственные табу, поддерживающие устои человеческого мира. Горделивый технократ режет ветвь, на которой обитает, и бытие срывается в безначальный и бесконечный кошмар, космос превращается в хаос. Подлинные духовные ценности подменены мертвыми штампами. Штамп или матрица – символы именно этого непрерывного самообезличивания и самоуничтожения, отражающее ступени «зомбирования современного общества». Отказ от порядка за счет беспорядка – это отказ от жизни за счет смерти, глобальное обезличение, вместо уникальной самоидентификации – промывание и стерилизация  стандартизированных мозгов. Как заклинание, звучат слова посвящающего дяди Генри своему племяннику: «Вселенная без Всевышнего - все равно что человек без души. Не будет души, не будет и жизни» (С. 95). Нет Бога, нет нравственно-этических норм жизни, нет интуиции, разум тоже давно выродился до своей прагматической проекции. Потеря веры настоящая большая трагедия человеческой цивилизации, ее ахилессова пята.
  Но как можно сохранить веру, любовь, эволюционный путь развития, духовное?.. По Дм. Плесецкому, ключ снова в человеке. Спасение – в сохранении человеческого сердца. Только оно одно может остановить повсеместное похолодание, деспотическую апатию и эгоизм. Как его альтернатива, указана одна из актуальнейших тем нашего современного общества – дети индиго. Автор красноречиво ведет нас к убеждению, что бесчувствие – это просто иной аспект крестоносного похода технократии. Пусть вспомним одного из мировых рассказчиков, отца слова „робота“ Карела Чапека и его книга «R.U.R. (Разумные универсальные роботы)». Чешский писатель доходит до тех же выводов – дети свергают с престола своего создателя – роботы берут власть, уничтожают людей, оставляют лишь одного профессора, который должен придумать как продолжить жизнь машин. Финал волнующий – профессор замечает любовь, вспыхнувшая между мужским и женским роботами и восклицает: „Эврика!“ Пробудилось сердце и в нем – любовь, а это значит, что жизнь победит.
   Но как мог бы человек сохранить себя  в бесцветных мрачных буднях? «Все очень просто и зависит от того, что ты пытаешься увидеть в этом кипящем котле жизни. Осуждать всегда легче...» (С. 163). Дмитрий Плесецкий ставит акцент на следующую, девятую ступень инициации в вечную жизнь, – позитивный настрой. Он напоминает, что не мы можем требовать, чтобы мир был однозначным, таким, чтобы нравиться нам изначально. Он разный, богатый, неожиданный, противоречивый – клубок крайностей. Поэтому мы должны иметь глаза на красивое и душу для него, искать красоту и находить прежде всего в себе, а потом и вокруг нас. От этого зависит и гармония  бытия. Она примиряет полярности, но в то же время ее достижение плод нескончаемого личностного труда: «Вспомни Экзюпери. Что говорил Маленький принц? „Встань, умойся и приведи в порядок свою планету“… важно через малое постигать большое» (С. 165). Для автора романа «Аингм» самая большая мудрость «прощать людей и принимать всех» (С. 160). Но ведь как раз таковы ступени духовного посвящения, основные этапы  инициации и в Православии – смирение, прощение, покаяние.
Соизмерим ли этот мир только с нашими «будущими апартаментами в аду», или, как нам показывает повествователь, человеческая сущность всегда мечется между добрым и злом в поиске равновесия еще с библейских времен, когда змея закрывает дверь рая первым людям, а их детей заставляет идти по пути павших ангелов? Читатель сам имеет право ответить на этот вопрос. Покаяние, при помощи которого достигается всепрощение, есть золотой ключ к человеческому существованию и развитию. Дмитрий Плесецкий вмуровывает этот ключ в свое повествование, направляя нас к общечеловеческим и православным ценностям и к пониманию, что покаяние – тот пропавший Грааль, без которого нельзя добиться экзистенциального равновесия, без него человеческая цивилизация не может иметь будущего.
Эти 13 ступеней духовного посвящения в вечную жизнь и связанные с ними аналогичные метаморфозы человеческого духа, метущегося между матрицей и чувствительной душой, являются, по автору романа, фазами фатального полета человека к его настоящему призванию. И это призвание – свет и свобода, потому 13-ая ступень адептов цивилизации Аингм – мастер света.
  Трудно и болезненно возвращаться к прошлому, рыться в темных уголках души, страдать. Но в то же время вполне достойно сохранить уважение и свою веру в человека и его возможности, и возвестить без нравоучения, что жизнь продолжается, что не все еще потеряно. Dum spiro, spero! Пока дышу – надеюсь!

                                                     Перевод с болгарского: Христо Граматиков