Стихи и лезвия

            О поэзии Ирины Денисовой.

                       …как благодарен силам неземным,
                          что могут мёртвые нам сниться.
                                      Владимир Набоков

Мы ощущаем первозданное чувство лёгкости, соприкасаясь с поэзии Ирины Денисовой. В них что-то проглядывает за самими строками - абсолютно необходимое нам для сознания полноты бытия - это нечто мимолетное, свежее, почти потустороннее.

Так хорошо на облаке парить.
Тебе секрет свой маленький открою:
Не прекращай мечтать, летать и жить
И сладко фантазировать весною!

Но это не просто миг мимолетного экстаза, но и вполне осмысленная задача на противостояние хаосу. Феликс Ветров в своем послании к автору стихов так определил это чувство запредельного, которое помогает преодолеть небытие современного мира, отображаемого через СМИ и искусство постмодерна: "Но в наше время, не только чудовищной избыточности словоизвержений, но и лавины тотальных подмен, обманок, химер, мнимостей и фантомов - сформулировать и выразить в поэтическом или прозаическом слове что-то своё, очень личное и самоценное - стало предельно, почти немыслимо трудно. Мир чувств и культуры переполнен и тонет под гнетом всеохватной девальвации высших ценностей, и поэты ощущают этот катастрофизм времени как никто другой остро, болезненно и трагично. И все же находятся отважные души, те, кто осмеливается наперекор этому "селевому потоку" распада ясно, определенно и внутренне убежденно произнести нечто прямо противоположное, зовущее верить в извечные старые аксиомы духа и не бросать весла среди бурлящего водоворота».

В дебютной подборке избранных стихотворений, опубликованных в журнале "Контрабанда", Ирина Денисова предстает не только лириком, но и философом, именно русская философия никогда не отделяла бытие от иррационального, отвечала на самые сложные и даже проклятые вопросы времени. Сама смерть близкого человека осмысляется на космическом уровне нескончаемого противостояния жизни и смерти:

Я так хочу забыть, что ты был жив.
И так хочу забыть о том, что умер.
Но снова слышу о тебе мотив:
Навязчив он, как будто звонкий зуммер.

Ты возникаешь, словно тать ночной,
В сознанье и в моём воображенье.
Я не хочу опять болеть тобой,
Но вновь встает твое изображенье.

Бывает, натолкнусь рукой на то,
Что некогда тебе принадлежало.
Давно ты умер, милый. Всё равно
Вонзает память лезвие кинжала.

Память болезненна, но именно она помогает вглядеться в узор судьбы, который ткут молчаливые и бесстрастные парки. Знаки и символы, посылаемые свыше, могут остаться незамеченными, но в них есть некая светлая неизбежность.

Искрился снег, и ночь была светла.
Вдруг тихий шелест надо мной раздался.
В ладонь упали белых два пера.
И силуэт прозрачный показался.

Он поднял кисти, дирижёр точь-в-точь.
На небо тонкой показал рукою.
И поняла, кем я была в ту ночь:
Немного ангелом, ребенком и собою.

И в этой неизбежность свободы выбора и поступка, поэт, возможно, как никто другой оказывается и проводником, и заложником высшей свободы, потому что она связана с ответственностью за каждый поворот мысли, за всякое вставленное в строку слово, - подслушанное у облаков или рожденное внутренними видениями. Поэт в ответственности за обоюдоострый глагол, его лирические пульсации, которые предшествуют рождению строчек. Он словно поручается за то, что основы гармонии мира пребудут незыблемыми. Контрасты дневного и ночного сознания, - как пишет Феликс Ветров, «ночь - совсем другое дело, тут ты оказываешься словно в ином измерении, в ином поле свободы, все помехи куда-то уходят, и оттого можно изъяснить себя свободно и раскованно», - воссоздают порой  в стихах картины далёких городов:

Затихло все. Чуть плещется вода
Туман и снег накрыли этот мир.
И шлют привет другие города.
Чуть слышен звон венецианских лир.

Город мистический и реальный - страшный своей фантастической и трагической историей, и сегодняшний город социальных контрастов - одна из тем Ирины Денисовой, и в клинках этих антитез высекается новое его видение:

Петербург хорош своими тайнами,
Смыслами и чувствами хорош.
И к тому же встречами случайными,
И тем более, что сразу  не поймешь.

Петербург прекрасен днями светлыми…
(Ночью страшен - тёмный и глухой.)
И любовью странной, безответною -
Пусть уходят страсти на покой.
…………………………………………..
Город Достоевского и Гоголя,
Пушкина и Бродского земля.
Петр воздвиг опоры для метрополя.
Для кого еще воздвиг он? Для?..

Петербург - город душ, разъединенных и соединенных интернетом одновременно, и на вызов электронной эпохи поэт отвечает состраданием и всепрощением:

Мне жаль бездомных, нищих, неимущих
Мне жаль больных и брошенных собак
…………………………………………..
Я сострадаю человечеству, планете.
Сочувствую, живое всё любя.
И даже жаль мне в Гималаях йети…
Но больше всех жалею я - Тебя.

Поэзия – иррациональна, и вместе с тем она является столь же точной наукой, как алгебра, писал Александр Блок. Это стремление к математической выверенности стиха живёт в строках Ирины Денисовой. Стихи должны настояться, и есть что-то подлинно мистическое в том, что они проявляются в срок – на бумаге или в электронном виде. Сегодня пробил час явления нового поэта.

Алексей Филимонов, Санкт-Петербург