О бездне не дописана строка

Есть багрянородней,
здесь ли, в мире сна,
бездны первородной,
чем сама она?

Есть ли что глубинней,
вне краев и скал?
Кажется незримым
то, что ты искал.

Это слово духа
и его слова,
неземному слуху
внятные едва.

Бездна будет притягивать, волновать, очаровывать, Викентий, но чтобы стать ей причастным и познать первопричины, надо переродиться через Слово...

Когда то Ладога была Дорогой к Ладе, спустя Время Ладога подтвердила своё назначение и стала Дорогой Жизни, что в общем-то  было истинным испокон веков!
Тема Прозрачного города обретает свою собственную жизнь, говоря о том, что он действительно существует.

Светлана, тема существует потому что город есть! Возможно, его даже можно разглядеть на фото рядом с Ладогой или Онего.

Синька

Мы в детстве глазели с изнанки
средь неба магических плит,
и мир обступивший был замкнут,
а может, предельно раскрыт.

И мухи жужжали, и осы,
и звезды роились вокруг,
звенели росисты покосы,
и бездна клубилась сам-друг.

И в сон непроявлена плазма, 
на пламя похожа без дна,
как мед протекала негласно,
черемухой в синьке цвела.

И в синей метели безбрежья,
сгущавшейся в зной до пустот,
мой ангел таинственно-нежный
мерцал над зерцалом болот.

О зеро

Туман был легок и непрочен,
прозрачной дымкой застилал
тот берег озера воочью,
и недостроенный причал.

И рябь небесная двоилась
на пленке сумрачной воды,
недосыпающая сырость
во влагу кутала следы

изгнанника или пророка,
спешащего к небытию,
где нёбо красного Востока
уже узрело полынью.

И Око озера клубилось,
яйцом времен и чистоты,
и явь мгновенно отразилась
над пристанью для высоты.

Мода на бездну

Бездна прозу нашептала
голосом звенящим, гулким,
так похожим на вокзала
голос диктора из будки.

Бездна прячется в коробки,
в чемоданы на колесах.
Перевозчик не из робких,
отвечает на вопросы:

- Перевозим хлам за тыщу,
а добавите немного,
даже черти не отыщут
ваши души в сне пологом. -

И гудит тоскливый поезд,
горьковатым паром вея:
- Петербург-Мгновенье-Хронос! -
и кондуктор-кот за дверью.

На перроне многолюдно,
модно в бездне быть всезрячим!
Инкарнация подсудна
в христианском мире спящем.

А на них, как из-под века,
звезды смотрят простодушно:
человек - знаменье века
или книга в дне минувшем.

- Так ли будет в том, неспешном,
мире, где восстанем строго? -
Отвечает голос вешний
эхом прожитого бога:

- Нет ни слов, ни воплощений
в море вечности кромешном. -
Зал прощанья и прощенья,
возвращения к прозревшим...

8 апреля 2012 г.

Викентий, зверь сам, как дракон. Драконовидные львы... и детёныши на драконов похожи.

Изнанка

Мир обрастает тишиной,
как мхом невидимым и древним,
она велит: - Иди за мной
на синевы седые гребни.

Курганы облачных высот
тебя зовут обратной манной,
теперь не нужен самолет,
чтоб ощутить иные длани.

Я тише вечности порой,
а иногда кажусь тетрадкой,
в молчанье прячется герой,
и немота - его загадка...

Пока не тронул арбалет,
иль струны лиры над забвеньем... -
И тишина дает обет
над жертвенным стихотвореньем.

День г-да*

И упали на ступени
не улыбка и томленье -
эти северные тени
смутного неповторенья.

Опрокинутого часа
солнце брезжит под ступнями,
и фланируют пегасы
над незримыми гостями.

А когда свернешь с Фонтанки -
мимо вечности предтечи -
где душа тоскует в банке
неба, скомканного речью,

то расправит крылья-парус
твой кораблик одичалый...
Петербурга не осталось -
тени тонут у причала.

* День города, Господа, гада, глада…

*   *   *

Звезды молкнут,
тени меркнут,
стены мокры,
саван блеклый

над дворцовою
брусчаткой -
изразцова,
в бездне гладка.

Тучи, тучи,
пламень крепкий,
лёд могучий,
королевский.

И остались
тут подобья,
просыпайся,
столп надгробья!

Вертикальными
стихами.
Пушкин дальний
не стихает.

*   *   *

Бездну встретите на Невском -
подменила человека
в механической железке
иль бредущего без века,

вне опоры и пространства,
но с мобильником ужасным,
съединяющим напрасно
с градом дольнего баланса.

Избегайте арлекина -
пустотой обремененный,
он себя в бездонность кинет,
увлекая в то, иное...

28 мая 2012 г.
Санкт-Петердух

Сиреневая гроза

Мелькнула молния прозренья,
венозной кровью тяжело
питая кроны и моленья,
вошла в раскрытое стекло, -
и амальгамы непричастья
томит ее сквозящий свет,
грозой сиреневой, на счастье,
был мир в свечение одет.
И белой смерти предрассудок,
и синей бездны бытиё,
она связала неподсудно,
забрав мгновенье своё.

Поговори со мною о вневизме,
мне столь приятен тонкий холодок
полусознания, полукаприза,
того, о чем не ведает сам Бог.

Туда не проникают эгрегоры,
и пауза забвения свежа,
слоны идут на паводок, чрез годы,
в холодный край иного миража.

И узнают отчизну в бесконечном,
трубя в веках во снах и немоте.
Мелькнуло слово искрою беспечной -
слеза или светило в темноте?

Шепчи слова, где наше дорожденье,
и задыхаясь, прянут миражи,
освобождая истину прозренья.
Глагол заветный в сумерках скажи.

Напомнило строки Георгия Иванова, посвященные Ирине Одоевцевой:
Поговори со мной о пустяках,
О вечности поговори со мной.