Алексей Филимонов

Поэтическая видеоимпровизация – сверхновый литературный жанр

«Наиболее доступный для наших домоседных чувств образ будущего постижения окрестности долженствующей раскрыться нам по распаде тела, это – освобождение духа из глазниц плоти и превращение наше в одно свободное сплошное око, зараз видящее все стороны света, или, иначе говоря: сверхчувственное прозрение мира при нашем внутреннем участии».
Владимир Набоков. “Дар”, цитата из Делаланда.

Не существует речи более органичной и естественной, чем поэтическая речь. Поэзия – древнейший и архаичный жанр литературы. Мы привыкли, что она непосредственно связана с печатным станком и критерием её оценки является чтение глазами. Поэт посредством речи обращался к небу, природе, тому, кто мог его услышать и понять. Так из лирики возникла древнегреческая трагедия, когда хор вступал в спор двух голосов. Наша электронная эпоха сулит “Неслыханные перемены, / Невиданные мятежи…” (А. Блок). Электронные книги обрели равноправие в научном мире и стали популярными у всегда торопящегося читателя. Случай, этот “бог-изобретатель” (А. Пушкин), открыл перед автором статьи возможности нового жанра, условно названного мной поэтическим видеоселфи. Однажды на скамье летнего парка мне захотелось поделиться впечатлением от охватившего меня лирического волнения, вызванного чувством диалога с природой. Я нажал кнопку видеокамеры мобильного телефона, обратив линзу камеры на свою сторону. Так возник портрет в пейзаже с криками птиц, запечатлённый в рифмованном стихотворении.
Пишу стихи, и в тишине
Недавно ясно стало мне,
Стихи зовут меня, любя.
Кого? Быть может не меня.

Быть может тех, кто вне и там,
Кто жизнью с бездной пополам.

Но что же стих? Я не скажу,
Я спрашиваю, ворожу,
Записываю, и томясь,
Я чувствую... Но с кем же – связь,

И с чем? Неведомо пока.
Стихи мои как облака,
Они недвижны, но плывут,
Зовут, и Богу предстают.
10 июля 2017 г.
Так камера мобильного телефона вдохнула новую жизнь в ещё допотопный жанр сочинения стихов на природе перед высшим началом, когда глазок камеры одухотворяется, и человеку через руку, держащую телефон, передаётся особое видение. Сейчас мною сочинено полторы тысячи подобных рифмованных видеоселфи, большая часть из них выложена на Ютубе. Видеозапись длится от тридцати секунд до минуты с небольшим, я произношу на камеру сочиняемое за мгновение стихотворное произведение. Удивительно то, что внешний, случайный мир, попадая в кадр, также оказывается соучастником лаконичного драматического действия. Крики вороны, разговор случных прохожих, след от самолёта, гул толпы в метро, восклицания близ Александрийского столпа, шум машин под эстакадой вовлечены в это вневременное и в то же время очень конкретное действие. Поэтическое видеоселфи – это прорыв  от уединения к единству с окрестным миром, от пустоты – к плероме, от внутреннего хаоса – к катарсису. Здесь также есть место новым словам, протологизмам, сотворяемым из неосязаемого эфира. Как и пушкинский поэт, автор не избегает кипения жизни, он столь же устремлён к Логосу “На берега пустынных волн, В широкошумные дубровы”.

Кто же лирический герой произведения, получающегося более сжатым и герметичным, чем обычное стихотворение, где у нас есть хотя бы дополнительные мгновения для правки маргиналий на полях жизни? “И грани ль ширишь бытия / Иль формы вымыслом ты множишь, / Но в самом Я от глаз Не–Я / Ты никуда уйти не можешь”, – писал Иннокентий Анненский в стихотворении “Поэты”. Получается, что сознание поэта перед видеокамерой готовится к метафизическому прыжку, будучи на пределе «крайствования» (М. Хайдеггер), взыскуя собеседника и в то же время подыскивая самые верные слова. Лирический персонаж или автор – некто Крайничий, заглядывающий на миг в иное измерение, доставляя его крупицы сюда. Лирическое “Я”  поэта – несводимо к языковому символу, ибо оно конкретно, но в то же время процесс сочинения знаменует вечное творчество, ограничиваемое лишь земными условиями. Неопытный ёжик на тропинке, попадающий в кадр, не только случайный персонаж, но и актёр, играющий самого себя. Детализация и обобщение – два качества поэтического видеоселфи, в этом смысле оно совмещает пристальность к деталям акмеизма и футуризма и осознание безграничности мышления поэтами-символистами. Литературное направление «вневизм», заявившее о себе в 2010 году, через столетие после того, как А. Блок и Вяч. Иванов объявили о кризисе символизма, ставит своей главной целью развитие русской литературной традиции, прежде всего поэтической, в опоре на достижения классической литературы, стремясь к поиску новых идей и новому их синтезу. Теория и практика направления вневизм помогает понять, что является подлинно новым, а что по сути своей сути архаичным, но живым и современным. Вневизм, в отличие от постмодернизма, не разрушает, но созидает христианскую культуру. Жанр поэтического видеоселфи, спонтанного сочинения стихов перед видеокамерой, напоминает о древних временах, когда поэты общались со стихиями природы, и в то же время подобное видеоселфи стало возможны только в новейшее время. Поиск гармонии и меры в искусстве – вот в чем, должна проявляться новизна в опоре на традицию, в основе которого «хищный глазомер» (О. Мандельштам) зодчего, портретиста и ваятеля Слова.
Видеоролик отражает состояние внепредстояния – сочинения стихов на лоне природы или в самой гуще мегаполиса. Откуда черпает вдохновение автор, словно пародирующий пушкинского Импровизатора? «Итак, для вас не существует ни труда, ни охлаждения, ни этого беспокойства, которое предшествует вдохновению?...» – поражался Чарский из «Египетских ночей» потоку вдохновения итальянца. «Репортёрской» записи видеоселфи может дать импульс нечто небывалое, перед чем душа замирает от восторга или же трепещет страхе перед безобразностью и насилием. Необходимы ли дополнительные персонажи в кадре, случайные прохожие, их смех либо непереводимые междометия? Нужны ли крики птиц на непонятном нам языке? Почти не различаемый обыденным слухом гул вечности? Нужен ли современной публике «человек снимающий» себя и свои стихи на видео? Ритмическая речь порой обижает и даже пугает прохожего, телефон, который поэт, “соглядатай праздный” (С. Есенин), держит на расстоянии вытянутой руки, видится им инструментом подглядывания. Несомненно, человек подготовленный и знающий поэзию, увидит те или иные мотивы в стихотворении и способен оценить его общую гармонию. На человека, несведущего в поэзии такие видеостихи оказывают суггестивное воздействие.  Я догадываюсь, что именно настораживает и даже пугает случайных встречных, до которых долетают некоторые слова: это ритмическая речь. Так мой серебристый пудель заходился от истерики от чтения стихов вслух.

Некоторые видеостихотворения можно перенести на бумагу, а другие невозможно, они существуют только в неразрывной связи с текущим мгновением записи и лапидарными средствами выразительности – от мимики героя или персонажа до мимолётно выхваченными лицами прохожих. Ускорение сознания поэта находит отклик в виде слов, приходящих невесть откуда и «рифмующихся» буквально и условно с конкретным временем. Попавшего в кадр мира. Волшебное зеркало или магический кристалл телефона или камеры запечатлевает поток сознания в нас и вне, создавая  мифологическое третье измерение.
              От незримого Бога до вспыхнувшей на солнце паутинки – вот охват поэтической импровизации. Непредугаданность происходящего перед глазком камеры – а следовательно, и в душе поэта – рождает пространство неосознанного, к чему можно лишь едва прикоснуться логикой или интуицией. Прекрасное и безобразное могут легко поменяться местами всего лишь за секунды перед глазком видеокамеры, лик окажется личиной, прекрасная бабочка примостится на кучу мусора. В этой наглядности внутренних и внешних метаморфоз, на мой взгляд, и есть объяснение тому, отчего «видеостихи» оказываются более герметичными и насыщенными символами, нежели привычные «бумажные». Ибо в поэтической видеоимпровизации все времена стремятся соединиться в единое навсегда, миг бессмертия как никогда близок, и все перспективы сходятся в одной точке сотворчества, точке проекции невидимого нами луча преображения действительности.

***

Есть в сумерках томительных крупицы,
А в них успокоенье, может быть,
Сияньем поглощённые страницы,
И лица здесь иль там, кому открыть

Сие наитье, просверк чрезвычайный,
И дымы опрокинуты вовне,
И всё, что мнилось, пресекалось тайной,
Реальностью предстало в полусне

За этим сумерки нисходят час за часом –
Нет, не мгновенье, – лишь приотворив
Ту глубину, в которой мы прекрасны,
И не напрасно повторим мотив.

***

Убегаешь от света?
Тьму торопишь в ответ.
Пограничное лето –
Это вечный завет

Между светом и мною,
Меж безмолвьем и тьмой.
За телесной стеною,
За чужой глубиной

Двери вдруг отворимы,
И распахнута высь.
Свете мой нетаимый,
Здесь, вокруг, воплотись,

И во мне безымянно
Просияй, и в ответ
Я скажу: – Слово – манна,
Слово – горний завет.

***

Январь. Цусима. Белоснежность,
Простор вне окон и пустот.
Завещанная Блоком нежность
Сейчас крылами к нам сойдёт,

И обовьёт, и растворится,
И мы восстанем вместе с ней,
Цусимы искренние лица
И солнце красное ясней.

И под колёсами созвучий
Дробится всё – и мир, и сны,
И броненосец, стерегущий
Бездонность блоковской войны.

***

Чьё имя - Апоколесничий?*
Кто Апокалиписа нить
В сплетенье судеб и наитий
Пытается сейчас внедрить?

Кто дышит бездной и духами,
Которых вам не обороть?
И каждый станет словно пьяный,
Попросит снова эту ночь,

Чтоб всё преобразилось тайно
В огне великих пирамид.
Возничий явлен не случайно,
В нём Апокалипсиса вид.

* Возница и лесничий Апокалипсиса.

***

Вот мы с Пушкиным вдвоём
Вместе,
Видно Пушкин на своем
Месте.

А мне кажется, другой
Где-то,
Пушкин есть, но ни ногой
В Лету, –

Я за ним бы не шагал
Быстро.
Пушкин, рядом ведь вокзал...
Чисто,

Нет его и духа нет
Тоже.
Кто же есть? А он в ответ:
– Боже!
У памятника поэту в метро “Пушкинская”

***

В неравномерности событий
Есть растревоженные сны.
Душа, предвестница событий,
Откроется нам со стороны.
Проходят люди на перроне,
И ждут они экспресса вне,
А вдруг их вечность не догонит?
Опередят её вполне.
И будет поезд независим
От рельсов, токов, а душа
Повиснет средь конкретных чисел,
Былое в бездне вороша.

Выходя из электрички метро.

Вневистиаль, вневистиоль,
Долой  печаль, отринув боль,
Мы видим ноль, мы видим даль
И вот вневизм, но где же? С нами,

Мы опрокинутые снами,
Иль опрокинут мир давно,
Переменить хотим стихами
И закрепить вон то вино

На небесах, отринув вечность,
А все стремятся вечно быть.
Вневизм – другая бесконечность,
И здесь, теперь, и с ним нам плыть.

***

Разрушенной цивилизации
Обломки выстроили в ряд
Потомки псевдовакцинации.
Нам только тени говорят

О том, что было и пропало,
И никогда уж не вернуть.
Санкт-Петербург! Твой ангел алый
В бездонность завершает путь.

И город станет укоризной,
Простым гербом на синеве.
Что делать! Мы осколки жизни,
Почти потопленный в Неве.

***

Роящийся эфир,
Невидимый, – однажды
Откроет целый мир,
Сквозной, многоэтажный.

По щучьему веле...
Предстанет то, что было,
И то, что ты во сне
Искал самолюбиво.

Так что же там и где?
Когда и почему же?
Всё скрыто на воде
И в каплях темной лужи,

Готовой индеветь,
Покрыться зеркалами,
И треснуть, – кто, ответь,
Эфирен меж словами?

И что там, за и вне,
Лежит в предубежденье?
Не знаю. В тишине
Вдруг отворилось зренье.