Кольца — въ даръ Зажегшему...
            Океану Любви — наши кольца любви!

Л. Зиновьева-Аннибалъ („Кольца“).

На подвигъ вамъ божественнаго дара
            Вся мощь дана:
Обрѣтшіе, вселенскаго пожара
            Вы — сѣмена!..
Даръ золотой въ Его бросайте море —
            Своихъ колецъ:
Онъ сохранитъ въ пурпуровомъ просторѣ
            Залогъ сердецъ

„Кормчія Звѣзды“ („Жертва“).

Мы — два грозой зажженные ствола,
Два пламени полуночнаго бора;
Мы — два въ ночи летящихъ метеора,
Одной судьбы двужалая стрѣла.
Мы — два коня, чьи держитъ удила
Одна рука, — одна язвитъ ихъ шпора;
Два ока мы единственнаго взора,
Мечты одной два трепетныхъ крыла.

Мы — двухъ тѣней скорбящая чета
Надъ мраморомъ божественнаго гроба,
Гдѣ древняя почіетъ Красота.

Единыхъ тайнъ двугласныя уста,
Себѣ самимъ мы Сфинксъ единый оба.
Мы — двѣ руки единаго креста.

„Кормчія Звѣзды“. („Любовь“)
I.

Мы — два грозой зажженные ствола,
Два свѣточа занявшейся дубравы:
Отмѣчены избраньемъ страшной славы,
Горимъ... Кровь жилъ, — кипя, бѣжитъ смола.

Изъ влажныхъ нѣдръ Земля насъ родила.
Зеленыя подъемля къ Солнцу главы,
Шумѣли мы, привѣтно-величавы;
Текла съ вѣтвей смарагдовая мгла.

Тоску Земли вѣщали мы лазури,
Дремѣ корней — безсонныхъ высей бури;
Изъ орлихъ тучъ ужалилъ насъ перунъ.

И, Матери предавъ лобзанье Тора,
Стоимъ, сплетясь съ вѣщуньею вѣщунъ, —
Два пламени полуночнаго бора.

II.

Два пламени полуночнаго бора,
Горимъ одни, — но весь займется лѣсъ,
Застонетъ весь, — „Въ огнѣ, въ огнѣ воскресъ!“ —
Заголоситъ... Мы запѣвалы хора.

Мы, рдяныхъ вратъ двустолпная опора,
Клубимъ багрецъ разодранныхъ завѣсъ:
Чей циркуль насъ поставилъ, чей отвѣсъ
Колоннами пурпурнаго собора?

Который громъ о насъ проговорилъ?
И свѣтъ какой въ насъ хлынулъ изъ затвора?
И нашъ пожаръ чье солнце предварилъ?

Какихъ побѣдъ мы гимнъ поемъ, Девора?
Мы — въ бурѣ вопль двухъ вспыхнувшихъ вѣтрилъ;
Мы — два въ ночи летящихъ метеора.

III.

Мы — два въ ночи летящихъ метеора,
Сѣвъ дальнихъ солнцъ въ глухую новь племенъ;
Мы — кличъ съ горы двухъ вѣющихъ знаменъ,
Два трубача воинственнаго сбора;

И вамъ, волхвы всезвѣзднаго дозора, —
Два толмача невѣдомыхъ именъ
Того, чей путь, внявъ мѣдный гулъ временъ,
Усладой розъ устлать горитъ Аврора.

Намъ Колоколъ Великій прозвучалъ
Въ отгулахъ сферъ; и вихрь одинъ помчалъ
Два знаменья свершительнаго чуда.

Такъ мы летимъ (изъ нашихъ нимбовъ мгла
Пьетъ лала кровь и сладость изумруда) —
Одной судьбы двужалая стрѣла.

IV.

Одной судьбы двужалая стрѣла
Надъ бездной бѣгъ расколотый стремила,
Пока двухъ дугъ любовь не преломила
Въ скрещеніи лучистаго угла.

И молніи доколь не родила
Тоска двухъ силъ, — одну земля кормила,
Другую тучъ глухая мгла томила —
До ярыхъ нѣгъ змѣинаго узла.

Чья власть, одна, сліянныхъ насъ надмила —
Двусвѣтлый даръ струить, чтобъ темь пила, —
Двухъ сплавленныхъ, чтобъ свѣта не затмила?

И чья рука волшебный лучъ жезла
Четой эхиднъ сплетенныхъ окаймила?
И двухъ коней одержитъ удила?

V.

Одна рука одержитъ удила
Двухъ скакуновъ. Однѣмъ браздамъ покорны,
Мы разожгли горящихъ грудей горны
И напрягли крылатыя тѣла.

Два молнію похитившихъ орла,
Два ворона единой вѣщей Норны,
Чрезъ горный ледъ и пламенные терны
Мы рокъ несемъ единый, два посла.

Одинъ взнуздалъ наѣздникъ-демонъ коней
И, веселясь неистовой погоней,
То на двоихъ стопами, прямъ, стоитъ, —

То, разъяря въ насъ пылъ и ревность спора,
На одного насядетъ — и язвитъ
Единая двоихъ и бситъ шпора.

VI.

Единая двухъ коней колетъ шпора;
Въ насъ волитъ, насъ единый гонитъ духъ.
Какъ свистъ бича, безумитъ жадный слухъ
Нѣмая вѣсть двойного приговора...

Земную грань порыва и простора
Такъ рокъ одинъ обрекъ измѣрить двухъ.
Когда-жъ овцу на плечи взялъ пастухъ, —
Другой ли быть далече безъ призора?

Нѣтъ въ овчій дворъ пріидетъ и она —
И, сирая, благого Кріофора
На кроткія возляжетъ рамена.

Ужъ даль видна святого кругозора
За облакомъ разлукъ двоимъ одна:
Два ока мы единственнаго взора.

VII.

Два ока мы единственнаго взора;
И если свѣтъ, намъ брезжившій, былъ тьма,
И — слѣпоты единой два бѣльма, —
И — нищеты единой два позора, —

Бредя въ лучахъ, не зрѣли мы убора
Нетлѣнныхъ славъ окрестъ, — одна тюрьма
Была двоимъ усталыхъ вѣждъ дрема
Подъ кущами единаго Ѳавора.

Но ты во храмъ сіяющій вошла;
А я одинъ остался у притвора,
Въ кромѣшной тьмѣ... И нѣтъ въ устахъ укора, —

Но все тобой свѣтла моя хвала!
Однѣхъ Осаннъ мы два согласныхъ хора;
Мечты одной два трепетныхъ крыла.

VIII.

Мечты одной два трепетныхъ крыла
И два плеча одной склоненной выи,
Мы понесли восторги огневые,
Всю боль земли и всю пронзенность зла.

Въ одномъ ярмѣ, упорныхъ два вола,
Мы плугъ влекли чрезъ цѣлины живыя,
Доколь въ страду и полдни полевые
Единаго, щадя, не отпрягла

Хозяина прилежная забота.
Такъ двумъ была работой красота
Единая, какъ медъ двойного сота.

И тѣнію единаго креста
Однѣхъ молитвъ сліяли два полета
Мы, двухъ тѣней скорбящая чета.

IX.

Мы — двухъ тѣней скорбящая чета
Надъ сномъ тѣней Сновидца грезы сонной...
И снится намъ: межъ спящихъ благовонный
Мы алавастръ несемъ къ ногамъ Христа.

И спитъ народъ и стража у креста,
И пьянъ дремой предсмертной прирожденный.
Но, преклонивъ къ намъ обликъ изможденный:
„Въ иныя взятъ“, — такъ молвитъ онъ, — „мѣста,

По Комъ тоской болѣете вы оба,
И не найдетъ для новыхъ, горшихъ мукъ
Умершаго земли мятежной злоба.

Воскресшаго не сдержитъ темный кругъ“...
И вотъ стоимъ, не разнимая рукъ,
Надъ мраморомъ божественнаго гроба.

X.

Надъ мраморомъ божественнаго гроба
Стоимъ, склонясь: отверстъ святой ковчегъ,
Бѣлѣющій, какъ непорочный снѣгъ
Крылами вьюгъ разрытаго сугроба

На высотахъ, гдѣ свѣтовъ мать — Ніоба
Отдѣла въ ледъ свой каменный ночлегъ...
Отверстъ — и пустъ. Лишь алыхъ розъ побѣгъ
Цвѣтетъ въ гробу. Глядимъ, дивяся, оба:

Ваяньями гробница увита, —
Всю Вакхъ заткалъ снаружи гроздьевъ силой
И стаѣ птицъ ихъ отдалъ свѣтлокрылой.

И знаемъ: плоть земли — гробница та...
Невѣста, намъ предстала ты могилой,
Гдѣ древняя почіетъ красота!

XI.

Гдѣ древняя почіетъ красота,
Ты, Діонисъ, гостей родной чужбины
Окрестилъ пути и праздновалъ гостины!
Изъ трехъ судебъ разлукой отнята

Одна была. Два сорванныхъ листа
Ты, сочетавъ, умчалъ въ свои быстрины.
Трехъ пряхъ прельстилъ и выпрялъ три судьбины.
Тобой благихъ явилась правота!

И, какъ пятѣ отвѣтствуетъ пята,
Когда одинъ въ священномъ пляшетъ кругѣ,
Иль звѣздъ-сестеръ вращается чета, —

Исполнилась нецѣльныхъ полнота!
И стали два святынь единыхъ слуги,
Единыхъ тайнъ двугласныя уста.

XII.

Единыхъ тайнъ двугласныя уста,
Мы бросили довременное сѣмя
Въ твои бразды, беременное Время, —
Іакха сѣвъ для вечери Христа;

И рдяныхъ розъ къ подножію Креста
Разсыпали пылающее бремя.
Такъ въ пляскѣ мы на лобной выси темя,
На страшныя въ вѣнкахъ взошли мѣста.

Безвѣстная сердца сліяла Кана;
Но крестная зіяла въ розахъ рана,
И страстный путь намъ подвигъ былъ страстной, —

И духомъ плоть, и плотью духъ — до гроба,
Гдѣ, сросшись вновь, какъ съ корнемъ цвѣтъ родной,
Себѣ самимъ мы Сфинксъ единый оба.

XIII.

Себѣ самимъ мы Сфинксъ единый оба,
Свой дѣлимъ ликъ, законъ свершая свой, —
Какъ жизнь и смерть. Мой свѣтъ и пламень твой.
Кромѣшая не погребла чащоба.

Я былъ твой свѣтъ, ты — пламень мой. Утроба
Сырой земли дохнула: огневой
Ростокъ угасъ... Я жадною листвой,
Змѣясь, горю; ты свѣтишь мной изъ гроба.

Ты нынѣ — свѣтъ; я твой пожаръ простеръ.
Пусть пали въ прахъ зеленыя первины
И въ пеплъ истлѣлъ страстныхъ деревъ костеръ:

Впервые мы крылаты и едины,
Какъ огнь-глаголъ синайскаго куста;
Мы — двѣ руки единаго креста.

XIV.

Мы двѣ руки единаго креста;
На древо мукъ воздвигнутаго Змія
Два древнія крыла, два огневыя.
Какъ чешуя текучихъ ризъ чиста!..

Какъ темная скрижаль была проста!
Даръ тѣсныхъ двухъ колецъ — ахъ, не въ морскія
Пурпурный струи! — огня стихія,
Богъ-Духъ, въ Твои мы бросили уста! —

Да золото завѣтное расплавить
И сплавитъ вновь — Любовь, чье царство славитъ
Дубравы стонъ и пылкая смола!..

Богъ-Духъ, Тебѣ, земли Креститель рдяный,
Излили сокъ медвяный, полднемъ пьяный,
Мы, два грозой зажженные ствола.

Вячеслав Иванов